Священнослужитель Хатиб Ахмад сказал Салиху из Мерва: —
Пролей немного света на свои малопонятные рассуждения, ибо суфийские
изложения, сколько ни пытаюсь понять их, остаются для меня тёмными.
Салих из Мерва ответил: — Поскольку слепой нуждается в глазах, а не в свете, то яркое изложение не может показаться ему чем-то ещё, кроме мрака.
Эффективный опыт
Суфия спросили: — Что было самым действенным, самым полезным или, может быть, эффективным опытом в вашей долгой жизни?
Он отвечал: —
То, что я сейчас расскажу, научило меня пониманию того, что я уже знал,
и подействовало на меня так, что я считаю это для себя уроком всех
уроков. До того, как это случилось, я был «учёным идиотом», после я стал
«тем, кто понимает».
Это случилось, когда я отправился повидать
великого Мудреца из Чихил-Тана. Когда я прибыл в город, его дом был
окружён кричащей толпой — то были местные жители, настроенные против
него недоброжелателями. Сам Мудрец безмолвно стоял на балконе, пока толпа, словно свора псов, бесновалась вокруг дома.
Один
из них принялся кричать громче других, и прочие вначале приумолкли,
слушая его, а затем мало-помалу, с тем, как нарастал тон его
оскорблений, начали чувствовать себя неловко и, наконец, возроптали
против такой жестокости. Я подумал, что сам Господь посылает избавление
своим друзьям, используя их врагов. Но что теперь будет с их лидером, не
станет ли он козлом отпущения?
Я увидел, что, как только толпа
начала поднимать голос против своего вожака, Мудрец Чихил-Тана вышел
вперёд и ударил своего обидчика. «Он сотворил зло, — подумал я, — не
сдержав своё торжество в момент победы».
Однако толпа
рассосалась, и я ушёл вместе с ними, не зная, что мне думать. Через час
блужданий по городу я увидел бедного дервиша с миской творога, и он
предложил мне разделить с ним пищу.
Пока я ел, он, проникнув в мои мысли, сказал: —
О, неверный и безжалостный! Ты не можешь понять, почему Мудрец
Чихил-Тана не сдержался и ударил обидчика и разрушил тем свою репутацию в
твоих глазах? Знай, что реальность отличается от твоих представлений,
потому что то, что тебе кажется фактом, на самом деле игра воображения!
Мудрец
ударил — вот что ты видел и вот что является фактом. Его намерения,
напротив, не видны тебе, но являются игрой твоего дьявольского
воображения! Он ударил того человека, чтобы рассеять толпу, потому что
иначе она разорвала бы его на части. Ударив, он удовлетворил страсть
толпы кого-то наказать, и тем самым не наказал, но спас человека. Пока
ты не сможешь видеть эти факты, и видеть их сердцем, ты не станешь
избранным, и ты будешь играть, как ребёнок играет с орехами и изюмом, и
ты будешь называть это обучением, или оценкой, или знанием. Но у тебя не
будет понимания, и ты останешься животным, и будешь учиться, учиться и
учиться.
Но я тут же возразил: — Если мы будем придерживаться
этого принципа и воздерживаться от суждений по поступкам, тогда все
безобразные поступки будут делаться во имя святости и у всех негодяев
будут развязаны руки — и мир придёт к концу!
Бедный дервиш посмотрел на меня и рассмеялся: —
О, мой милосердный брат! Разве не видишь ты, что мир и так приходит к
концу, и люди, считающие, что творят добро, не обладая восприятием и
пониманием, как раз те, кто приведёт его к концу? И ты не хочешь этого
видеть, но лишь помогаешь этому процессу! Не заботься об этом, развивай
лучше понимание значений событий, а не форм их проявлений.
Дом Смирения
Суфийский
учитель Ходжа Тилисм передавал дервишам свой духовный опыт
исключительно посредством «мысленного контакта», который иногда ещё
называют воздействием от сердца к сердцу. Во время занятий не
произносилось ни слова и не делалось ни единого движения.
Как-то
раз к нему в дом прибыла группа людей, намеревавшихся стать его
учениками. Все они сгорали от нетерпения принять участие в обрядах,
церемониях и упражнениях, которые, как они полагали, не могут не быть
основным занятием в таком месте, как это, именуемом Таслим-Хана, Дом
смирения.
После того, как они были встречены одним из
заместителей Ходжи и побеседовали с ним, их провели в зал знания. Там их
вниманием на много часов завладели изысканные ритуалы, сложные
упражнения и необычная музыка.
На следующий день все они были
приглашены к Мастеру, который задал им вопрос: испытали ли они духовный
подъём от пережитого накануне. Друг за другом вставали посетители,
которых усадили в центре зала, и заявляли, что это было одно из самых
возвышенных переживаний в их жизни. Расположившиеся вдоль стен дервиши,
постоянно проживающие в доме, молча наблюдали за ними. В зале
присутствовали также и другие гости. Когда, наконец, посетители
завершили свои речи, заключив их просьбами о принятии в ряды дервишей,
заговорил Ходжа. Вначале он поблагодарил гостей за хвалебные дифирамбы и
пожелания здоровья ему и нескончаемого процветания Дому. Затем он
сказал:
— Сегодня утром здесь собрались три типа людей. Первые —
«проницательные», дервиши, знающие, что происходит и не нуждающиеся в
разъяснениях. Вторые — недавно прибывшие, которые могут научиться
чему-либо, благодаря тому, что находятся здесь. Третьи — гости,
прибывшие вчера вечером. И это к вам я обращаюсь на языке людей, потому
что вы не услышите «языка ангелов». Вы отведали здесь гостеприимства,
ритуалов и доброжелательности, но вы не вкусили здесь духовности — что
бы вы сами об этом ни думали.
Мы постарались развлечь вас и были
гостеприимными, чтобы те из вас, кто желал развлечений, не были
разочарованы — как и должны поступать хорошие хозяева. Тем же, кто
знает, что это такое, мы обеспечили непосредственную Связь. Она была и
всегда остаётся доступной на следующих условиях:
• Она недоступна
тому, кого привлекает вкус этого мира — даже если этот человек
прикрывается благочестием. Его глубинное восприятие бездействует.
•
Она недоступна и тому, кто отвергает благочестие, воображая, что такое
отвержение само по себе делает его лучше. Насмешка разрушает внутреннюю
способность различать.
• Она доступна только тем, кто
действительно пробует вкус вина, кто способен говорить на языке вина, а
не бокала, куда вино налито.
До сих пор было время шума, когда
внешним голосом о своих поверхностных переживаниях со мной разговаривали
губы и язык. Они говорили об удовольствии от упражнений и обрядов, и
даже о томлении поисков. Теперь в пространстве тишины внутренний голос
заговорит с внутренним миром тех, в ком он жив. Он будет говорить о тех
наших переживаниях, которые простёрлись в иные сферы, нежели музыка,
пища и упражнения. Кто спрашивает внутренним голосом, будет услышан
внутренним ухом. Говорите же теперь на этом языке.
