Научный термин «инстинкт» с латыни переводится как «побуждение», «наитие». В.И. Даль, вставляя это нерусское слово в свой словарь живого великорусского языка, замечал, что слово «инстинкт до того дурно, что нельзя не пожелать замены его побудкою». И когда мы сегодня видим, как сгорает русский народ на спиртовом огне, невольно приходит на ум, что нация напрочь утратила инстинкт самосохранения, поте​ряв побудку, то есть волю, к жизни.

Полтора века назад инстинкт самосохранения народа сработал, несмотря на то, что алкогольный раздражитель в те годы по нынешним меркам можно назвать трезвостью: дети, подростки до двадцати одного года и женщины не пили во​обще, а мужчины за год выпивали не больше двух-трёх лит​ров спиртного в год. И тем не менее в 1859 году разразилась самая настоящая антиалкогольная битва горожан и крестьян (в ту пору ещё крепостных) против 146 откупщиков — именно стольким людям в империи разрешалось, как сейчас бы ска​зали, контролировать денежные потоки от производства и продажи алкогольных изделий.

О той войне умалчивают учебники, хотя её баталии шли на территории 17 губерний, от Ковенской на западе до Саратовской на востоке. Ещё одна её особенность: выступления народа никто не организовывал, полководцев она не вы​двинула, людьми управляла стихия, та самая побудка которая подсказала: так жить нельзя, надо сражаться!

Что же представляла собой откупная система? Если одним словом, то — кабалу: каждый селянин или горожанин припи​сывался к определённому кабаку, и если он не выпивал сво​ей «нормы» и сумма от продажи оказывалась недостаточной, то недобранные деньги взимали с окрестных дворов. Того же, кто не хотел или не мог вернуть «долг», секли кнутом в назидание другим.

Аппетиты откупщиков росли, росли и цены. В 1858 году ведро сивухи вместо прежних трёх рублей стали продавать по десять (в то время червонец — месячная зарплата рабоче​го). В конце концов, крестьяне объявили бойкот торговцам, и не столько из-за жадности, а из принципа: видя, как один за другим односельчане пополняют ряды пьяниц, которым уже не до работы, сельские сходы решали: в нашем селе никто не пьёт.

Противная сторона приняла вызов и сбавила цены. Ра​бочий люд не откликнулся на «доброту». Тогда шинкари, чтобы сбить трезвеннические настроения, стали предлагать вино... бесплатно. Тщетно! «Не пьём!» — этот лозунг мгно​венно распространился по всей России. К примеру, в Балашовском уезде Саратовской губернии в декабре 1858 года 4752 человека отказались от употребления спиртного. Ко всем кабакам в Балашове приставили караул от народа для наблюдения, нарушавших зарок штрафовали или подвер​гали телесному наказанию по приговору народного суда. К хлеборобам присоединились и горожане: рабочие, чи​новники, дворяне. Поддержали трезвость своих прихожан и священники, что не на шутку испугало виноделов и тор​говцев зельем, и они пожаловались правительству.

В марте 1859 года министры финансов, внутренних дел и государственных имуществ издали распоряжения, суть их сводилась к запрету... трезвости! Местным властям предпи​сывалось не допускать организации обществ трезвости, а уже существующие приговоры о воздержании от вина уни​чтожить и впредь не допускать.

Власти уповали на законопослушность людей, на авто​ритет государства. А получили — бунт! По России прокати​лась волна погромов. Начавшись в мае 1859 года на западе страны, в июне волнения докатились и до Волги. Крестьяне громили питейные заведения в Балашовском, Аткарском, Хвалынском, Саратовском и во многих других уездах. Осо​бенный размах погромы приобрели в Вольске. «Вольск — городок — Петербурга уголок», — так пословица отметила ухоженность поселения, изобиловавшего архитектурными шедеврами. 24 июля трёхтысячная толпа разбила там вин​ные выставки на ярмарке. Квартальные надзиратели, по​лицейские, мобилизовав инвалидные команды (солдат в отставке) и воинов 17-й артиллерийской бригады, не смогли утихомирить толпу. Восставшие разоружили полицию и солдат, выпустили из тюрьмы заключённых. Только через несколько дней прибывшие из Саратова войска навели по​рядок, арестовав 27 человек (а всего по Вольскому и Хвалынскому уездам в тюрьму бросили 132 человека). Всех их следственная комиссия осудила на основании лишь голо​словных показаний кабацких сидельцев, оговоривших под​судимых, якобы расхищавших вино (громя кабаки, бунтов​щики не пили вино, а выливали его на землю). Историки от​мечают, что не зафиксировано ни одного случая воровства, деньги под шумок расхищали сами служащие питейных за​ведений, а пропажу списывали на восставших.

С 24 по 26 июля по Вольскому уезду было разбито 37 пи​тейных домов, за каждый из них с крестьян взяли большие штрафы, и кабаки были восстановлены. В документах след​ственной комиссии сохранились фамилии осуждённых борцов за трезвость: Л. Маслов и С. Хламов (крестьяне села Сосновка), М. Костюнин (с. Терса), П. Вертегов, А. Володин, М. Володин, В. Сухов (с. Донгуз). Принимавших участие в трезвенническом движении солдат по суду велено было, «лишив всех прав состояния, а нижних чинов — медалей и нашивок за безпорочную службу, у кого таковые есть, нака​зать шпицрутенами через 1000 человек, по 5 раз, и сослать в каторжную работу на заводах на 4 года».

Всего же по России в тюрьмы и на каторгу отправили 11 тысяч человек. Многие погибли от пуль: бунт усмиряли войска, получившие приказ стрелять в восставших. По всей стране шла расправа над теми, кто отважился протестовать против спаивания народа. Судьи свирепствовали: им велели не просто наказать бунтовщиков, а покарать примерно, что​бы другим неповадно было стремиться «к трезвости без офи​циального на то разрешения».

Но власть имущие понимали, что усмирить силой можно, а вот долго сидеть на штыках — неуютно. Требовалось закре​пить успех. И правительство, подобно героям популярной кинокомедии, решило: «Кто нам мешает, тот нам и поможет». Откупную систему продажи вина отменили, вместо неё вве​ли акциз. Всякий желающий мог производить и продавать вино, заплатив налог в казну. Во многих сёлах нашлись пре​датели, которые, чувствуя за спиной поддержку штыков, продолжили войну против трезвости иными, «мирными» методами.

...Через четверть века общества трезвости снова воз​никли во многих губернских и уездных городах России. На​ступление на «зелёного змия» пошло со всех сторон. Купцы делегировали в Государственную Думу самарского хлебо​промышленника Михаила Дмитриевича Челышева, громив​шего с думской трибуны уже не кабаки, а саму идею потреб​ления спиртного. Самарский же крестьянин Иван Чуриков пропагандировал религиозное воздержание от алкоголя. «Растворённым бесом» назвал алкоголь всероссийский па​стырь Иоанн Кронштадтский. Сотни трезвеннических газет и журналов подготовили почву для принятия «сухого закона» в 1914 году.

Потерпевшие поражение в 1859 году взяли реванш через полвека. Хотя война сторонников и противников «пьяного образа жизни» продолжилась и после 1914 года. Собственно, с юридической точки зрения «сухого закона» не было. Просто император Николай II разрешил органам самоуправления сворачивать на своих территориях торговлю вином и вод​кой, причём сходы начали закрывать кабаки ещё до начала Первой мировой войны, боевые действия лишь подхлестну​ли процесс отрезвления страны: во всех городах и сёлах сами люди объявляли «зелёного змия» вне закона. Уровень потребления с четырёх литров чистого алкоголя на душу на​селения в 1913 году упал почти до нуля в 1915 году.

Почти, потому что остались лазейки. Продавалось вино в ресторанах. Не считалось спиртным пиво (как нам это знако​мо!). В том же Вольске, где наиболее рьяно шло уничтожение кабаков в 1859 году, в 1916 году снова вспыхнула борьба, уже на юридическом поле. Пивовар Леонид Васильевич Вормс, пользуясь тем, что полутораградусное пиво не подпадало под запрет, затоварил им все торговые точки. Это не понравилось горожанам — они ходатайствовали перед губернатором. Сер​гей Дмитриевич Тверской только руками развёл: не в моей это власти. Вормс на всякий случай подстраховался и нашёл врачей, кои лжесвидетельствовали: пиво — безвредный напи​ток. За трезвенников вступилось земство и потребовало от Вормса убрать с прилавков пиво. Тот ёрничал: надо тогда и конфеты с ликёром запретить (в общем-то мысль здравая: кондитерские изделия со спиртным приучают детей к алко​голю!). «Славянское пиво» пивовар переименовал в «Славян​ский солодовый напиток», но и его запретили употреблять солдатам, квартировавшим в Вольске. Вормс пожаловался губернатору. Но грянула революция, спор так и не завершил​ся. В 1919 году большевики пошли на попятную, разрешив вино, а в 1924 году и водку, прозванную в народе «рыковкой» по фамилии уроженца Саратова, в то время председателя правительства Алексея Ивановича Рыкова, незадолго до того лечившегося в Германии от... алкоголизма.

И всё-таки трезвенники одержали пусть временную, но победу, доказав, что русский народ не только хочет, но и мо​жет жить трезво. В ноябре 1914 года в Саратове закрылась лечебница для алкоголиков из-за... «отсутствия пациентов». Располагалась та лечебница на улице Введенской в доме На​талии Игнатьевны Корольковой. Сегодня на той же улице, правда, в другом доме, прозванном в народе Домом трезво​сти, вот уже без малого три десятилетия действует общество трезвости. Возглавляет его все эти годы Наталия Алексан​дровна Королькова, мечтающая, что и в Доме трезвости за​кроется лечебная часть по причине отсутствия пациентов. Не может же народный инстинкт самосохранения не проснуть​ся: побудка к жизни должна побороть алкогольный морок.

Владимир Ильич ВАРДУГИН, г. Саратов
Русский дом, № 5, 2014 г., с. 46-47