От редакции "РН": Только недавно мы всенародно радовались и отмечали годовщину Великой Победы. Но есть человек, как мы все, живущий на том свете благодаря Победе нашего народа над чумой фашизма, который во время нашего Праздника горюет. Белый свет ему, "лучшему из нас ибо либералу", не мил, и Парад наш не парад, и москвичи с надписями на машинах "На Берлин" просто для Гозмана "мрази". "Подвигу солдат СС посвящается..." — так своем блоге, а потом и в СМИ политик Гозман паясничает, сравнивая с немецкими СС и их айнзатц-командами наш Смерш — сражавшийся в тяжелейших условиях и уничтожавших вражеских агентов, гитлеровских бандитов, предателей, диверсантов, взрывающих наши дома, наводчиков фашистской авиации... Но о чем это мы, какие различия: "единственное их отличие от войск СС — отсутствие красивой формы" — утверждает Гозман. 

Когда-то наш великий современный кинорежиссер Владимир Меньшов сказал, что "антисоветизм — путь к откровенной русофобии". То что гражданин Гозман, соратник и советник Чубайса, русофоб, всеми фибрами ненавидящий наше Отечество, факт очевидный. 

Но, как резонно размышляет А.Кучин, "все-таки: зачем либералам это надо — пересматривать историю? Зачем они выбивают у страны почву из-под ног: переоценивают и оплевывают все, что связано с войной — самое святое, что осталось у пережившего крах СССР народа? Зачем гозманы ведут нас от Победы — к лузерству? К никчемности? К неполноценности?

Лучше всего на этот вопрос ответила публицист Ольга Туханина: "Знаете, как у психолога Леви написано? Никто в подворотне не бьет просто так, сразу. Жертву надо ввести в роль жертвы. Отсюда все вопросы: "Слы, закурить есть? Время скока?". Вот нам сейчас эти вопросы и задают: "Слы, чего празднуем? Погибло скока?".

Россию вводят в роль жертвы. И потому антисоветчикам-русофобам совершенно, совершенно не нужны ответы на их идиотские вопросы, так как на самом деле их цель, точно также как цель гопника из подворотни, предельно очевидна — это ограбление, унижение и уничтожение того, на кого они "наезжают".

А в данном случае объектом такого наезда со всей очевидностью стала Россия и русский народ. В таком случае можно смело классифицировать всю деятельность либералов как деятельность подрывную, диверсионную и, если хотите, террористическую.

И любое государство самым жестоким и решительным образом обязанно пресекать такие виды деятельности — если, конечно, оно хочет сохраниться государством как таковым". 

Можно к этому добавить, что именно Смерш и боролся с подрывной антинародной деятельностью, боролся сверхэффективно, отсюда и бешеная истерия гозманов.

Мы хотим привести свидетельство кинорежиссера Ирины Прокудиной, которой волею судьбы пришлось столкнуться с детальным изучением темы Смерша через конкретные судьбы людей, конкретные документально зафиксированные обстоятельтсва, открывшиеся ей в архивах при работе над документальным фильмом "Контрудар по Цеппелину". Кинокартина рассказывает об одной из операций контрразведки НКВД во время Великой Отечественной войны на территории Тамбовской области. В основу повествования легли рассекреченные документы из архива федеральной службы безопасности о поимке на территории Тамбовщины группы немецких диверсантов "Цеппелина" и последующей оперативной радиоигре.

Ирина Прокудина

Ирина утверждает, что была лично потрясена открывшимися обстоятельтвами деятельности Смерша, причем особо поражена его гуманности к людям в той кровавой мясорубке войны. Ирина размышляет, как получилось, что народ, у которого были еще незарубцевавшиеся раны Гражданской войны, на что целенаправленно делали ставку гитлеровцы — вопреки всем их расчетам не стал "коллективным гозманом". 

Вот об этом и в представленные ниже фильм "Контрудар по Цеппелину" и интервью о нем Ирины Прокудиной, опубликованное в журнале "ФСБ: за и против" №2(13) за 2011 год.

***

— Ирина, в центре Вашего фильма стоит история тамбовчанина Михаила Корочкова, двойного агента времен Великой Отечественной. Расскажите, как Вы вышли на этот сюжет?

— Свою первую документальную картину "Русский бунт" об Антоновском крестьянском восстании 1920–1921 годов я делала в тесном сотрудничестве с пресс-службой УФСБ по Тамбовской области, предоставлявшей нам архивные материалы. После того как эта работа была закончена, ребята из пресс-службы предложили мне новую тему: дескать, вот, был такой человек, которому в нашем музее ФСБ целый отдел посвящен. Может быть, стоит о нем кино сделать? Я посмотрела документы по Корочкову и поняла, что история, действительно, интересная.

— Чем она Вас привлекла?

— Я увидела в материалах дела живого человека со своей судьбой, в чем-то типичной для того времени — ведь по подобному пути прошло достаточно много людей. И я понимала, насколько тяжело было этому человеку. Ведь Михаил Корочков встретил Великую Отечественную не 18-летним мальчишкой с промытыми пропагандой мозгами, а взрослым, сложившимся человеком, который многое успел повидать. Во время "антоновщины" ему было 13–14 лет, то-есть он должен был хорошо ее помнить.

А ведь это был один из самых страшных эпизодов Гражданской войны: не случайно во время Великой Отечественной немцы пытались найти опору в уцелевших антоновцах. К тому времени с момента подавления восстания прошло более 20 лет, но разве это срок? Сама я родом из Пскова, в Тамбов приехала уже взрослой. И в ходе работы над моим третьим фильмом "Революция не должна погибнуть" об операции ЧК по захвату Антонова (в "Русском бунте" мы этого момента практически не коснулись) была поражена тем, что для тамбовчан — а я разговаривала с очень многими людьми — все это до сих пор живая и больная тема. И дело тут не в политических симпатиях, а именно в личных семейных трагедиях.

Люди и сегодня, по истечении девяти десятилетий, отлично помнят, кто из их родственников погиб от рук большевиков, а кто — от рук антоновцев.

Во время съемок "Русского бунта" дело Антонова мне не дали, поскольку оно все еще оставалось засекреченным — прежде всего, по причине большого количества фамилий тех, кто работал на ЧК. Когда я предложила сделать картину о захвате Антонова, наше УФСБ согласилось рассекретить дело, но имена осведомителей меня все же попросили не называть. И мы, по этическим соображениям, действительно не стали показывать эти документы – чтобы не бередить по сей день незажившую рану.

Так что, полагаю, в Гражданскую главному герою "Контрудара" пришлось несладко. А потом германский плен, ужасающие условия содержания советских военнослужащих…

Исполнитель роли Михаила Корочкова Андрей Корабельников (крайний слева во втором ряду), технический директор Роман Корабельников (крайний слева в первом ряду) и режиссер Ирина Прокудина (вторая слева в первом ряду) со спецназовцами УФСИНа по Тамбовской области после съемок сцены захвата диверсантов

Знаете, во время съемок мы много спорили с доцентом кафедры Российской истории Тамбовского государственного университета Владимиром Львовичем Дьячковым. Еще со времен своей учебы на историческом факультете (первое образование у меня историческое) я знаю его как крупного специалиста по отечественной истории советского периода — потому и пригласила выступить в качестве одного из экспертов в картине.

Он согласился, но выразил недоумение: "Ира, зачем тебе это?! Зачем ты делаешь фильм об этом человеке, он же предатель! Тебе что, звание за это дадут? Хочешь снимать кино — сними лучше о Тамаре Дерунец, вот это настоящая героиня (Дерунец Тамара Яковлевна, 1920–1942, — советская разведчица, уроженка Тамбовской области; по окончании усиленных курсов разведшколы была заброшена во вражеский тыл, схвачена, после двух месяцев пыток умерла, никого не выдав; посмертно награждена орденом Великой Отечественной войны I степени — Е.К.).

Я отвечала, что не могу считать Корочкова предателем. Да, он согласился работать на немцев и пошел в разведывательно-диверсионную школу. Но прежде чем осуждать его решение, поставьте себя на место этого человека и попытайтесь честно ответить: а как в той ситуации повели бы себя вы сами? В первых немецких концлагерях военнопленные жили даже не в бараках — в чистом поле. Смертность доходила до 10% в сутки. Я задавала себе этот вопрос и могу сказать, что, скорее всего, поступила бы так же, как герой моего фильма.

Гораздо важнее то, что случилось потом. Корочков, как только 2 сентября 1942 года его вместе с группой, где он был старшим, десантировали в нашем тылу, оставил своих спутников

под предлогом рекогносцировки местности, добрался до ближайшего села, с местной почты позвонил в НКВД и доложил ситуацию. Диверсанты были захвачены, причем радист согласился работать на советских контрразведчиков.

Так, благодаря Корочкову, была начата чрезвычайно успешная радиоигра. Через полгода, в мае 1943-го, Михаил вновь перешел линию фронта, "отчитался" перед немцами о якобы проделанной диверсионной работе, благополучно прошел глубокую проверку и был направлен в разведшколу на территории Эстонии для вторичной переброски в тыл Красной армии.

В сентябре 1943-го он опять десантировался на территории Тамбовской области с новым заданием от немцев. Наши снова начинают радиоигру. И это повторялось неоднократно, причем всякий раз при обратном переходе Корочкову удавалось убедить немцев в своей надежности. Действуя как агент-опознаватель, он опознал не менее сотни диверсантов, с которыми сталкивался в немецких разведшколах. Благодаря ему, до самого конца войны велась успешная дезинформация противника в ходе радиоигр.

Надо еще учитывать, что Тамбовская область была стратегически важным регионом: здесь находился один из главных железнодорожных узлов, на котором формировались уходящие на фронт, в том числе к Сталинграду, эшелоны. Кроме того, на территории области работало несколько крупных оборонных предприятий. Этим объясняется повышенный интерес, который немцы проявляли к Тамбовщине.

— Таким образом, Михаил Корочков своей деятельностью принес гораздо больше пользы, чем если бы просто сгинул в немецком концлагере в 1942 году.

— И я о том же говорю! Никто не имеет права утверждать, что этот человек был озабочен только спасением собственной жизни, — хотя бы потому, что этой жизнью он неоднократно рисковал, вновь и вновь возвращаясь к немцам по заданию нашей контрразведки. Герой — это не только тот, кто бросается грудью на амбразуру, и не только тот, кто принимает мученическую смерть. Тот вклад, который Корочков внес в дело Победы, я считаю не меньшим подвигом. В конце концов, к этому выводу пришло и наше государство: в 1946 году он был удостоен ордена Великой Отечественной войны I степени.

— Однако прежде, чем это произошло, ему пришлось пережить непростой период — судя по письму, которое цитируется в Вашей картине.

— Да, Корочков писал начальнику управления контрразведки "Смерш" Воронежского военного округа генерал-майору Попову о том, что, несмотря на все совершенное, на нем все еще лежит "зловещая тень недоверия". К счастью, проверка не слишком затянулась: согласно выписке из протокола Особого совещания от 13 января 1946 года дело в отношении Михаила было прекращено и было признано, что своим "честным и добросовестным сотрудничеством с органами "Смерш" он по существу искупил совершенное им преступление" (под преступлением имеется в виду согласие на сотрудничество с немцами).

А затем уже последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении Корочкова орденом. Вообще, работа над "Контрударом по Цеппелину" довольно серьезно переменила мое представление о "Смерше".

В кино их сотрудников обычно показывают так: сидит человек с железобетонным выражением лица, со сверлящим взглядом и отправляет всех подряд на расстрел или, в лучшем случае, в лагерь лет на 20–25. Однако

при изучении документов мы обнаружили, что всех, кто был завербован немцами, но сдался при переходе линии фронта, не только не расстреляли, но, напротив, зачастую освобождали из-под стражи сразу после дачи показаний.

Некоторых приговаривали к двум-трем годам исправительно-трудовых лагерей, причем в этот срок засчитывалось время, проведенное в немецком плену. На допросах эти люди подробнейшим образом описывали тех, с кем проходили диверсионно-разведывательную подготовку, и тем самым оказывали неоценимую помощь органам: благодаря точному указанию примет, многие агенты были схвачены прежде, чем успели нанести какой-либо ущерб, а некоторых вообще брали сразу же после десантирования.

— Ирина, Вы упомянули историка Владимира Дьячкова. А как Вы выбирали остальных экспертов?

— Владимиру Львовичу, кстати, фильм в итоге понравился (улыбается). Когда я дала ему кассету, он в тот же вечер позвонил и сказал, что очень доволен картиной. Михаил Трофимович Брончуков — генерал-майор, до 2006 года он был начальником УФСБ по Тамбовской области. Но я его знаю, прежде всего, как историка, автора диссертации по Антоновскому восстанию. Михаил Трофимович уже выступал у меня в качестве эксперта на "Русском бунте", потом посмотрел готовый фильм, одобрил его — потому и на мое предложение поучаствовать в новой картине ответил согласием.

Позицию немецких историков в "Контрударе" представляет научный сотрудник Германского исторического института в Москве (Германский исторический институт в Москве – московское представительство Фонда немецких научно-гуманитарных институтов за границей; основными направлениями его деятельности являются исследования в области истории Германии и России, углубление сотрудничества между российскими и немецкими учеными. — Е.К.) доктор Матиас Уль, которого мне порекомендовал наш общий знакомый, профессор исторического факультета ТГУ Павел Щербинин.

— Как долго Вы работали над фильмом?

— Около полугода — но это из-за того, что у меня параллельно было еще два проекта. Вообще же, с одной стороны, мне было очень тяжело делать "Контрудар". Тяжело в эмоциональном плане: ведь мы показывали, как

военная машина, подобно какой-то чудовищной мясорубке, ломала судьбы людей, и я все это пропускала через себя. Дошло до того, что меня буквально преследовал запах войны, запах крови, раскаленного железа и того ужаса, что переживали герои фильма.

Тяжело было и физически: не всегда гладко проходили съемки, как-то пришлось делать 48 дублей одной сцены! К счастью, мне очень помогала моя съемочная группа. Она у нас была совсем небольшая, всего шесть человек, но это те, кому я доверяю, на кого во всем могу положиться.

И когда мне сообщили, что наш фильм взял третью премию на конкурсе ФСБ (причем это был первый случай, когда лауреатом стала картина, произведенная не в столице, а в регионах), я сразу их всех обзвонила и поздравила с нашей, как я считаю, заслуженной победой.

Так что, с одной стороны, делать эту картину было трудно. Но с другой — во время этой работы я столкнулась с совершенно удивительным отношением людей. Кажется, что в наше время человек сдвинется с места, только когда ты ему доллар или, там, рубль покажешь. Бюджет у нас был очень небольшой, перед началом работы я просто пришла в Рекламно-информационное агентство "Стандарт" с диском "Русского бунта" и сказала: "Ребята! Дайте мне деньги и камеру — и я сниму новый фильм". Они спросили: "А тебе сколько нужно?" Я попросила 350 тысяч рублей, мне их дали (в итоге, правда, картина обошлась несколько дороже), мы начали работать — и поразительно, сколько людей работало с нами за какие-то символические деньги или вообще безвозмездно.

Воронежские реконструкторы и следопыты из поисково-патриотической организации "Бриг-Воронеж" и общественной организации "Патриот" сыграли у нас немцев, причем их каски, пряжки, эмблемы, оружие были подлинными — все это снаряжение сами ребята нашли на полях сражений.

В сцене захвата группы Корочкова спецназовцы УФСИНа по Тамбовской области играли и оперативников, и немецких диверсантов, поэтому бой в лесу получился таким убедительным. В роли наших военнопленных выступили курсанты Тамбовского высшего военно-авиационного инженерного училища радиоэлектроники. В массовых сценах снимались соседи, знакомые, ребята из народного театра. Кинологическая служба УВД по Тамбовской области предоставила для съемок настоящих немецких овчарок.

— Профессиональных артистов Вы не приглашали?

— Нет. Во-первых, у нас не было денег, чтобы оплачивать их работу: съемочный день профессионального артиста стоит дорого. Во-вторых, мне как раз нужны были "немедийные", непримелькавшиеся лица.

Кроме того, непрофессиональные люди именно за счет своей неискушенности на экране порой выглядят искреннее профессионалов, тем более что в нашем случае фактура — лицо, рост, телосложение — была важнее актерского мастерства, поскольку собственно игровых сцен было мало. Хотя в процессе съемок у многих раскрывались и актерские способности.

Скажем, я очень довольна тем, как в роли Михаила Корочкова смотрелся Андрей Корабельников. По своей профессии он оператор и впервые оказался по другую сторону объектива. Но сумел прочувствовать, пропустить через себя и донести до зрителя все движения души своего героя. Или, скажем, Олег Бастрыкин — энтузиаст, увлеченный военной темой. Он постоянно ездил с нами на съемки, предоставлял вещи той эпохи из своей коллекции. И вполне убедительно, на мой взгляд, сыграл офицера НКВД. А в качестве ведущего в нашем фильме выступил журналист ГТРК "Тамбов" Игорь Корнейков.

— Ирина, Вы в своей работе пошли по пути игровой реконструкции исторических событий. Далеко не все из Ваших коллег признают допустимость использования этого приема в документальном кино.

— На этот счет у меня не было никаких сомнений, я сразу пошла по пути реконструкции. Прежде всего, если первое образование у меня, как я уже говорила, историческое, то по второму образованию я художник. Поэтому картинка для меня имеет первостепенное значение.

А в фильме о разведчиках и контрразведчиках практически невозможно создать полноценный визуальный ряд только за счет хроники и фотографий, поскольку по понятным причинам, спецслужбы, по возможности, камер стараются избегать. Тем более, когда речь идет о Великой Отечественной войне: весь фото- и киноматериал того времени уже неоднократно использовался, уникальных кадров осталось крайне мало.

Но главная причина для меня в том, что реконструкция, если она сделана не формально ("тут у нас пройдет человек в форме Красной армии, а вот здесь мы покажем стреляющего немца"), несет в себе очень сильный эмоциональный посыл, который позволяет достучаться до зрителя. Ведь зрителя современного, который уже достаточно искушен и пресыщен всякого рода информацией, можно увлечь либо каким-то суперэксклюзивом, либо эмоциональным сопереживанием. Но сопереживать легче живому человеку на экране, а не герою архивной кинохроники. Не случайно метод реконструирования исторических событий так широко используется в мировом документальном кино: возьмите, к примеру, фильмы производства History Channel, BBC, CNN.

— Вы сказали, что для фильма "Революция не должна погибнуть" по Вашей просьбе было рассекречено дело Антонова. В "Контрударе по Цеппелину" тоже есть подобный эксклюзив?

— Да, есть. Само дело Михаила Корочкова было рассекречено уже давно, но среди его материалов мы нашли упоминание о деле Парфенова. Я попросила это дело, мне принесли его и еще несколько подобных папок. Знаете,

многие дела остаются засекреченными не потому, что их до сих пор нельзя обнародовать, а просто потому, что никто не проявляет к ним интереса — и они так и лежат неразобранными.

Короче говоря, история, которую я прочла в этих материалах, меня просто потрясла. Речь идет о детях 13–16 лет (самому Толе Парфенову было 15), которых немцы набирали на оккупированных территориях, в том числе среди воспитанников детских домов. Их отправляли в Германию, в городок Кассель, где они проходили обучение в школе диверсантов. Причем срок подготовки детей был намного короче, чем у взрослых, — всего лишь около месяца. По окончании курса ребят забрасывали в тыл Красной армии, где, по замыслу немцев, они должны были околачиваться около железнодорожных станций и подкладывать выданную им взрывчатку в топливо, которым топили котлы паровозов.

Вероятно, немецкое командование исходило из того, что дети еще не успели попасть под влияние советской пропаганды и вообще мало что понимают в происходящем, а следовательно, должны более лояльно относиться к захватчикам. Кроме того, бесцельно шатающиеся подростки вызывают меньше подозрений, чем взрослые. В этом отношении расчет немцев был верен.

А в том, что касается лояльности, — Парфенов, который десантировался в нашем тылу вместе с первой группой юных диверсантов в ночь с 29 на 30 сентября 1943 года, уже на рассвете явился в Тамбовское отделение контрразведки "Смерш". На допросе

он показал, что никто из его товарищей не будет работать в пользу Германии, хотя предположил, что не все ребята явятся в органы. Так и произошло. Вот эта история в документах зафиксирована. А на какие источники опираются создатели фильма "Сволочи",

утверждающие, что подростков-диверсантов готовила советская контрразведка, мне лично неизвестно.

К сожалению, мы, с одной стороны, были ограничены хронометражем, а с другой — не хотелось слишком далеко отходить от главной сюжетной линии. Поэтому в "Контрударе" тема детей на войне только лишь намечена, но в будущем я собираюсь к ней обязательно вернуться.

— В качестве эпиграфа к фильму Вы выбрали цитату из "Дневника писателя" Достоевского:

"Народ наш носит в себе органический зачаток идеи, от всего света особливой… Идея же эта заключает в себе такую великую у нас силу, что, конечно, повлияет да всю дальнейшую историю нашу…".

А в финале картины звучит парадоксальная мысль: пытаясь мобилизовать граждан СССР на борьбу против советской власти, шеф германской разведки Вальтер Шелленберг, сам того не подозревая, искал эту самую русскую национальную идею.

— Шелленберг был не рядовым функционером НСДАП, а умным, хитрым и безусловно талантливым человеком, с хорошим университетским образованием. Работа в разведке приучила его к самостоятельному, нешаблонному мышлению.

 Кроме того, сознавая, что такую страну, как Россия, невозможно победить только лишь за счет военной силы, он отлично понимал, сколь важна идеологическая составляющая в этом противостоянии — и в то же время трезво относился к "величию" идей Третьего рейха, не слишком пригодных для работы среди "расово неполноценного" славянского населения.

Шелленберг видел, что результаты деятельности предприятия "Цеппелин" (разведывательно-диверсионный орган гитлеровской Германии, созданный Главным управлением имперской безопасности в марте 1942 года с целью дестабилизации обстановки в советском тылу. — Е.К.) далеки от ожидаемых, и пытался найти способ перетянуть на сторону Германии всех, кто по тем или иным причинам имел основания быть недовольным действиями советской власти. А таковых было немало: сказывались массовые репрессии, голод, раскулачивание. Да и события Гражданской войны были еще свежи в памяти людей.

Тем не менее, вопреки расчетам Шелленберга, народ не повернул оружие против советской власти. Потому что — и мы говорим об этом в фильме — настоящую и мощнейшую национальную идею наша страна получила в тот самый момент, когда ее границу пересек первый немецкий солдат. Этой идеей стала борьба с захватчиками — и никакая иная идея (а уж тем более принесенная на остриях вражеских штыков) не могла с ней конкурировать. Поэтому тщательно продуманная и разработанная операция "Цеппелин" была заведомо обречена на провал.

***

*** 

*** 

Источник